Основные модели межпоколенной передачи языков в семье

Помимо различий, связанных со статусом и положением самого языка и связанного с ним предполагаемого «языкового сообщества», внутри одной и той же группы, далеко не однородной, как показал Саяд еще в 1970-х гг. на примере трех поколений алжирских иммигрантов, семейные языковые политики также отличаются.

К первому профилю мы относим мигрантов, не владеющих французским языком, – в основном молодых родителей, недавно приехавших во Францию и имеющих низкий уровень образования. В большинстве своем это молодые женщины, приехавшие вслед за мужем по мотиву воссоединения семьи, что означает, что вскоре они станут матерями, и со своими детьми будут «естественно» говорить на арабском или берберском языке.

Так было с Ф., сегодня – матерью четырех детей в возрасте от 27 до 13 лет. Когда она приехала во Францию, она не знала ни слова по-французски, ее родной язык – берберский, но она также свободно говорит по-арабски и предпочитает пользоваться этим языком как в семье, так и за ее пределами.

Ф.: Между собой мы говорим по-арабски, но с самого первого дня после приезда у меня тоже была цель выучить французский, в первый год мне было очень неловко.

A.Ф.: А с мужем вы говорите не каком языке, больше не арабском или на берберском? Ф.: Это смотря о чем говорить (смеется), мне больше нравится арабский, если честно, я его предпочитаю берберскому, мне он кажется, не знаю, более элегантным, и потом это язык Корана и язык еще многих вещей. Арабский, я считаю, более ценный, чем берберский. На берберском есть книги, можно научиться писать, письменность немного похожа на иврит, но я не научилась. Берберский не входит в систему школьного образования, это сегодня проблема в Алжире.

A.Ф.: И все же, в каких случаях вы с мужем говорите на берберском ?

Ф.: Когда ругаемся (смеется), но со мной это нечасто бывает, чтобы я выходила из себя. Есть некоторые выражения, которые существуют в одном языке и отсутствуют в других, то есть некоторые вещи можно сказать только на берберском, а какие-то, наоборот, только на арабском. Так, мелочи какие-то, пустяковые истории… нет каких-то конкретных тем. Но все же, как бы то ни было, больше говорим на арабском.

Что касается французского, то в основном это касается слов, которые трудно перевести, есть такие слова, которым нелегко быстро подобрать соответствие в арабском языке, то есть найти можно, но нужно как следует подумать (смеется), так что быстрее выходит сказать по-французски. Поэтому, как я вам сказала (смеется), когда мы ругаемся, то переходим на берберский, потому что берберские слова тут первыми приходят в голову.

A.Ф.: А ваши дети, когда вы к ним обращаетесь по-арабски, они вам отвечают на каком языке?

Ф.: На французском, это зависит тоже от темы разговора, но им проще отвечать на французском, чем на арабском, для них говорить по-французски выходит быстрее. Например, они знают, что если кто-то звонит по телефону и обращается к ним на арабском, то и ответить надо на арабском из уважения к собеседнику, но им иногда не хватает нужных слов, и потом у них нет привычки, да, именно привычки не хватает.

A.Ф : А между собой они говорят..?

Ф.: По-французски, только по-французски.

В таких многоязычных семьях детям часто удается задействовать родительский языковой капитал, даже несмотря на то, что французский быстро становится языком повседневного общения между братьями и сестрами, с друзьями и в целом вне семьи.

Напротив, в случаях, когда французский язык очень рано проникает в семейную сферу, передача арабского или берберского затрудняется. Так, второй профиль представляет родителей, лучше и быстрее овладевших французским языком, а потому способных говорить на нем дома.

Кроме того, если семья, как пишет Фишман, может служить защитой от внешнего давления, она может и сама испытывать это давление, заключающееся во Франции в привилегированном положении французского языка, хорошее знание которого необходимо, в частности, для успешной учебы в школе.

Так, Л., алжирка из кабильской семьи и мать трех дочерей в возрасте от 11 до 3 лет, рассказывает:

Л.: Ну, я говорю с ними дома в основном на арабском, это мой родной язык, не по-китайски же мне с ними говорить. Они понимают, но вот ответить (морщится). И я все думаю, должна ли я на них давить, заставлять, чтобы они мне отвечали по-арабски? Но они понимают…

Например, когда мы едем в отпуск в Алжир, Тунис или Марокко, там они вынуждены погрузиться в эту среду, я им говорю: «нет, я не буду тебе подсказывать, выкручивайся, как знаешь, даже если над тобой будут смеяться, выходи из положения, я все время говорю с тобой на арабском и не понимаю, как такое может быть, что ты не хочешь на нем говорить», и тогда она понимает, что оказалась в затруднительном положении, что они все в затруднительном положении.

Особенно Дуня и Навель, старшие, они играют с другими детьми из семьи, и им нелегко, и тогда они думают: «надо было слушать, что мама говорит, надо было учиться у нее». Они понимают, но это непросто, я тоже не хочу каждый день из-под палки заставлять их повторять за мной, это невозможно, и к тому же непедагогично.

Я пыталась, когда у нас рядом открылась арабская школа, водить их туда, когда им было по 4-5 лет – ну, это даже не столько, чтобы действительно выучить язык, честно говоря, но просто чтобы они были в этой среде… даже если я знаю, что они не будут получать образование на арабском языке, тем не менее, они впитают в себя эту культуру, учитель говорит с ними по-арабски, он говорит им какие-то вещи… вот примерно с такой целью, а сейчас они понемногу начинают сами заниматься, это постепенно придет, наверное. Арабский язык и так очень трудный, так что если еще их заставлять, то ничего не получится, вот и все.

Л. – переводчица, и, следовательно, хорошо знает и французский, и арабский языки. Ее муж, психоаналитик, воспитанный в берберской среде, говорит с женой и дочерями в основном на французском. Таким образом, с самого начала французский занял в этой семье господствующее положение. Франкоязычные родители могут выбирать разные языковые семейные политики.

Наиболее распространенная состоит в том, как мы только что видели, что родители по возможности продолжают говорить с детьми на арабском или берберском, не требуя, чтобы те отвечали им на том же языке. Некоторые родители все же пытаются как-то преодолеть этот пассивный билингвизм, требуя, чтобы дети говорили с ними на том же языке, на котором они к ним обращаются.

Такой порядок попытался установить Б., выходец из Марокко, отец пятерых детей в возрасте от 18 лет до нескольких месяцев, техник- электрик. Когда он заметил, что французский язык занимает все большее место в семейном общении, он потребовал, чтобы дети отвечали ему на арабском, мотивируя это, в частности, желанием дать зачатки знания этого семейного языка недавно родившемуся малышу.

Наконец, последний профиль – это франкоязычные и дипломированные родители, которые обычно делают выбор в пользу французского и иногда других языков (английского, например), а не своего родного языка, который они считают стигматизирующим. В ситуации принуждения к интеграции родители, относящиеся к этому третьему профилю, не пытаются оградить детей от давления со стороны общества, а, напротив, принимают его как должное, исходя из понимания своего места во французском обществе.

Д., кабил, не передал детям ни свой родной берберский, ни арабский, поскольку, не бывая после иммиграции в Алжире, не видел в этом никакой пользы. Кроме того, в его понимании эти языки связаны со свойственными Алжиру образом мысли и действий, которые он сознательно не хотел воспроизводить во Франции:

Д.: Язык – это целостность, это гораздо больше чем просто способ коммуникации, он влечет за собой определенные ценности. Если я решил не говорить на своем языке с детьми, то, возможно, потому, что если бы я это сделал, я бы также запретил моей дочери встречаться с парнями.

Таким образом, на семейные языковые политики сильнейшее влияние оказывает господствующее положение французского языка. Хотя в большинстве иммигрантских семей сохраняется сильная привязанность к родному языку, стратегии его передачи следующим поколениям зависят прежде всего от того, какое значение придается французскому языку как языку социальной мобильности.